В поисках доходной идентичности

В Пермском государственном национальном исследовательском университете продолжается цикл публичных лекций, читаемых преподавателями этого вуза и посвящённых его 95-летию. Тема очередной из них звучала интригующе: «Идентичность как ресурс инновационного развития».

Под понятием «идентичность» лектор — заведующая кафедрой политических наук, доктор исторических наук, профессор Любовь Фадеева в данном случае подразумевает её региональный аспект. Для Перми и Пермского края региональная идентичность (и, соответственно, вероятная региональная ценность в экономическом и политическом поле) является проблемой, над которой бьётся не одно поколение руководителей. Над вопросом «Что есть на Урале Пермь и что из этого можно сделать?» ломали голову (а порой и карьеру) ещё те, кто стоял во главе обширной Пермской губернии начиная с 1781 года.

Как объяснила профессор Фадеева, определение идентичности носит фундаментальный характер в связи с осуществлением модернизации. Ведь, по мнению учёных, модернизация есть не что иное, как смена прежней идентичности и формирование новой. Так что неплохо бы знать, а что, собственно, мы собой представляем и что нас в этом не устраивает.

Приведённые в ходе лекции результаты опросов социологов показывают, что больше всех довольных жизнью людей проживает в… Африке (свыше 50% опрошенных там выбрали самооценку «очень счастливы»). В остальном мире этот показатель по мере продвижения от США к «странам с растущим рынком» неуклонно понижается с 34 до 19% у Восточной Европы и 17% у России. Низкий «индекс счастья» означает запрограммированность на преобразования.

Ещё один пласт проблем — модернизм как отрицание «постмодернизма» и культуры массового потребления, то есть снятие проблемы несчастья тезисом о том, что счастье не в высоких стандартах жизни. Вероятно, африканцы идут именно этим путём. Новое поколение африканских студентов, критически осмыслив постколониальную историю «чёрного континента», заявляет, что модернизация Африке не нужна (да и шансов на её осуществление немного).

В европейской цивилизации, наоборот, прогресс был аксиомой не одно столетие. Однако в начале XXI века можно видеть примеры широкой ревизии понятия «прогресс» в странах европейского региона. К таким примерам относится и всплеск самоопределения малых наций в, казалось бы, давно «устаканившихся» национальных структурах. Например, в Бельгии, где мощно заявили о себе валлийцы. Как заметила по этому поводу профессор Фадеева: в результате в Бельгии уже год как живут без правительства, «и похоже, не сильно расстраиваются». Не означает ли это констатирование неких контуров будущей политико-экономической системы?

Глобализм и транснациональные корпорации привели к тому, что реальные центры экономических решений находятся не в национальных правительствах. Следовательно, и государства в классическом понимании себя исчерпали. Логичная защитная реакция населения, антитеза глобализации — конструирование множеств иденичности. Если мегакорпорации и крупные вертикальные структуры признают лишь агрегированные «фокусные группы», то лучшей тактикой противопоставления им будет бесконечный рост групп с громко заявленными идентичностями.

В то же время, по мнению профессора Фадеевой, идентичность и глобализм — не антонимы. Например, многие жители европейских стран считают себя, прежде всего, европейцами. «Человеку хочется идентифицировать себя с чем-то приятным, где хорошо жить». В Европе в целом (к слову, и в России до недавнего времени тоже) проблем как будто меньше, чем на конкретном частном уровне.

Анализ идентичности позволяет выявлять ресурсы модернизации (и развития вообще) за пределами сугубо экономических источников роста. Иными словами — когда качество в очень малой степени зависит от количества. Примеров, когда страны, не имевшие особых предпосылок для экономического роста, в достаточно короткий срок находили способы развить впечатляющие экономические темпы, довольно много. Это называется «энтузиазм масс». И главнейшую роль в нём играет самосознание, то есть высокая самоидентичность. 

Перейдя к самому интересному — идентичности Пермского края, Фадеева привела три ступени её развития в советской и постсоветской парадигмах: «Опорный край державы», «Мекка гражданского общества» (1985-2005 годы) и «Культурная столица».

А вот тут я позволю себе некоторые «заметки на полях».

Термин «Прикамье» применительно к самоидентификации Пермского края и культурно-стратегической миссии Перми был предложен географом и краеведом И. Я. Кривощековым ровно 100 лет назад, в 1911 году. Уже тогда Пермь трактовалась как интеллектуальный и финансовый центр Камско-Вятско-Северодвинского пространства — регионов с особым хозяйственным укладом «финского типа».

Дефиницию «Опорный край державы» («Кузница страны», «Становой хребет» и т. п.) нельзя отнести к особой пермской идентичности. В период индустриализации Прикамье в силу ряда причин оказалось на обочине «уральского мейнстрима» — создания известных на всю страну гигантов тяжёлой промышленности.

В годы Великой Отечественной войны у Перми была собственная, отличающаяся от «общеуральской» идентичность, в ряду которой — спасение Кировского балета и Русского музея (сюда можно добавить и сохранение ряда уникальных военных технологий, созданных в Москве и Ленинграде).

Для Перми первых советских десятилетий больше подойдёт эпитет «запасная площадка интеллекта». Это остаётся в силе до сих пор. Беда региона заключается в том, что такая идентичность не была своевременно осознана и растиражирована.

Также с оговорками можно отнести к пермскому Прикамью понятие «горнозаводская цивилизация». В системе хозяйствования прикамских Строгановых (в отличие от зауральских Демидовых) горные заводы не всегда и не везде играли доминирующую роль. Прикамье оказалось в «уральской матрице зауральского типа» искусственным образом, отчего её собственные экономические преимущества стали обесцененными и во многом потерянными. Например, не была осмыслена в достаточной степени такая глубоко традиционная отрасль пермской экономики, как судостроение. Потому оказалось легко её свернуть.

Очевидно, нуждается в более глубоком осмыслении и происходящее сейчас конструирование нового пространства культурной идентичности Прикамья. Здесь содержится очень существенная новация. Происходит тектонический разворот ориентации на Санкт-Петербург, определявшей два столетия пермской истории (и до сих пор детерминированный географической связью с Северо-Западом). Теперь Пермский край — «территория московской культуры».

Любовь Фадеева, заведующая кафедрой политических наук Пермского государственного национального исследовательского университета, профессор:

— Так называемый «пермский культурный проект» при всей его скандальности с точки зрения создания инновационной идентичности — очень грамотный. В нём учтён самый передовой опыт современного мира, стран и регионов, которые смогли сделать культуру фактором своего инновационного развития, с помощью культуры преобразовать место, придать ему новый положительный имидж, привлечь людей.

Города типа Бирмингема стояли у края экономической трясины, но креативные «фишки» помогли актуализировать региональную идентичность, превратить её в инвестиционную привлекательность. Если внимательно послушать, что говорит губернатор Олег Чиркунов, то можно понять, что он рассматривает «культурный проект» именно в таком ключе.

Эффект уже даёт о себе знать. Люди из других регионов говорят: «У вас в Перми всегда что-то происходит интересное, постоянно что-то придумывают». Это новая оценка региона. И те же «красные человечки» на крыше символа власти вызывают восторг у столичных журналистов.

Профессор Фадеева признаётся, что была настроена по отношению к «пермскому культурному эксперименту» довольно скептически, пока не стала анализировать ход противостояния пермского культурного сообщества и губернаторской команды. Для неё позитивным открытием стала высокая скорость конструктивной реакции губернаторской команды на аргументы оппонентов.

Показателем эффективности новой культурной политики, по мнению политолога, могут служить уже собственно пермские «культурные фишки», спровоцированные культуртрегерами. Яркий пример: «зелёная» и «оранжевая» маршрутные линии в Перми. Это уже не кич, а серьёзная историко-просветительная работа по созданию привлекательного качества Перми.

Любовь Фадеева:

— Мы не можем вечно опираться лишь на прошлые феномены пермской идентичности. И в этом я согласна с губернатором, который призывает искать что-то новое. Другой вопрос: насколько в этом поиске мы можем рассчитывать на местные творческие силы? Можно ли привнести идентичность со стороны? Но, вне сомнения, наша региональная идентичность должна быть нацелена в будущее.