Россия на развилке

Рассуждать о месте России в мире и международных делах сегодня одновременно и легко, и практически бессмысленно. Легко, потому что именно в эти дни и недели мы наблюдаем неожиданные и невероятные события на Ближнем Востоке. Как ни странно, в общих чертах понятно, что там происходит, но из этого понимания совершенно неясно, что будет дальше и что с этим делать.

Происходит, на мой взгляд, следующее: мы вступили в финальную фазу распада того международного порядка, который существовал 25 лет назад в годы холодной войны. После холодной войны были многочисленные попытки, не меняя институты, не меняя, так сказать, «Большой дизайн», приспособить его к новой ситуации. Но, в общем, ничего из этого не вышло.

То, как события начали развиваться с начала ХХI века, показывает только одно: управлять политическими процессами нации, страны люди не могут, они могут более или менее уворачиваться от тех камнепадов, которые сыплются со всех сторон. В этом смысле абсолютно согласен с высказыванием о том, что у России отсутствует какая-либо стратегия. Но справедливости ради надо сказать, что стратегии нет ни у кого.

Сейчас остатки того институционального дизайна, который был на Ближнем Востоке, осыпаются окончательно. Институты, которые существовали и до сих пор существуют для того, чтобы регулировать важные международные процессы, пытаются что-то делать, но получается всё с точностью до наоборот.

Ливийские события, если бы там не гибли люди, я бы назвал пародией. Пародией на то, что уже происходило в мире последние 15-20 лет. Ведущие мировые державы совершенно
неожиданно для себя взяли и соскользнули в гражданскую войну, далеко не в самой главной стране на севере Африки.

При этом получилось так, что значительная часть человечества в лице России, Бразилии, Китая, Индии и Германии отошла в сторону и сказала: «Знаете, ребята, мы тут как бы ни при чём. Делайте, что хотите, но мы в этом участвовать не собираемся». С одной стороны, по процедуре, это абсолютно соответствует международному праву. Но, по сути, это не означает конценсусного решения о том, что надо делать в Ливии. США в эту войну втянулись очень неохотно, а когда всё-таки вошли, то очень не хотели брать на себя лидерство и в итоге его не взяли.

Того уровня сумятицы, которая сейчас происходит, я не припомню. Думаю, что в этом состоянии мир пробудет довольно долго.

В этой ситуации Россия, с одной стороны, является частью тех же самых процессов, опасных и непредсказуемых, а с другой стороны, у сегодняшней России есть совершенно другой опыт в последние 20 лет, в отличие от крупных западных государств. Опыт распада, краха государственности в 1991 году — это, по сути, главное, что отличает Россию. При этом у нас уже закончилась целая эпоха, которая длилась примерно 20 лет, и суть её в том, что это был период преодоления последствий этого распада.

Россия при всех трёх президентах (по крайней мере, двух точно и при третьем в начале) фактически доказывала сама себе и всему миру, что катастрофа 1991 года была исторической случайностью. Что мы никуда не делись, мы вернёмся. Собственно говоря, всё было нацелено на то, чтобы вернуть Россию в ряды важных игроков.

Мне кажется, сейчас мы достигли момента, когда, с одной стороны, задача вроде бы выполнена — Россия вернула себе место на мировой арене. Безусловно, не то место, которое занимал Советский Союз (этого места не будет уже никогда). Но страны, которая важна, и по многим важным вопросам имеет своё слово. Но в то же время, вернув это, мы исчерпали некую повестку дня, потому что всё, что можно было вернуть из потерянного 20 лет назад, в общем, как-то восстановили.

Не хочу быть понятым неправильно, абстрагируясь от всех морально-нравственных вещей, сопровождающих любую войну, но война на Кавказе в 2008 году была очень важной вехой для российской психологии. Это был такой психологический реванш для руководства, но в какой-то степени и для российского общества. После 20 лет отступлений геополитических нашёлся повод и случай продемонстрировать, что если мы говорим о чём-то: «Это — красная линия», то это она и есть, и мы это докажем.

В этом смысле опасения на Западе, что Абхазия и Южная Осетия — начало новой российской экспансии, в реальности были концом экспансии. Потому что после этого стало понятно: что есть — то есть, и дальше нужно по-другому себя вести. Собственно, это мы сейчас и наблюдаем.

Россия начала трансформировать своё внешнеполитическое сознание в направлении страны с более практически ориентированными интересами.

Возвращаясь к пресловутой Ливии, голосование в Совбезе ООН произвело удивительный эффект на нашу внутреннюю политику: мы увидели открытый и довольно жёсткий конфликт между двумя нашими руководителями, когда президент Медведев распорядился не накладывать «вето», а премьер Путин назвал это соучастием в крестовом походе, цинизме и т. д.

Но если отвлечься от разных побочных обстоятельств типа «начинается предвыборная кампания, и каждый начинает себя позиционировать так, как считает нужным», то Ливия обнажила концептуальную разницу между Путиным и Медведевым в подходах к стратегическим путям. И дело не в том, что кто-то из них прозападный или антизападный, как обычно упрощённо трактуют.

Позиция Медведева, заявленная Россией на голосовании в Совбезе, фактически означает, что Россия больше не претендует на то, чтобы быть глобальной державой. Позиция прагматическая, очень рациональная, но предусматривающая добровольное снижение амбиций.

Другое дело, что у нас такой регион — Евразия — гигантский и необъятный, что даже будучи региональной евразийской державой, остаёшься крупнейшим мировым игроком. Но вопрос: распространяются ли твои интересы на весь мир, как это происходит у США, или интересы географически ограничены? Здесь мы возвращаемся к цитате Медведева двухлетней давности по поводу сферы привилегированных интересов. Безусловно, там имелся некий грузинский контекст, но, в общем, страна, которая имеет сферу привилегированных интересов, уже не претендует на интересы всецелые.

Позиция Путина прямо противоположная, и она широко представлена у нас: Россия — это глобальная страна, и она не может сказать: «Меня это не касается».

Сейчас образовалась такая развилка, на которой мы какое-то время будем стоять, прежде чем окончательно выберем какой-то путь. Я думаю, что путь этот по объективным причинам — в сторону позиции, которую заявляет президент страны. Просто потому, что на глобальные возможности у России ресурсов уже не будет. Но это не автоматический выбор, это может продолжаться ещё какое-то время, и уверен, что будут идти активные споры.

Ещё очень коротко — про основные параметры и позиции, на которых находится Россия сегодня. Во-первых, два-три года назад казалось, что так называемое постсоветское пространство — это место чудовищной битвы между геополитическими гигантами. И Россия, Америка, Китай, Евросоюз сражаются за то, чтобы урвать себе более лакомые куски этого огромного пространства. Грузинская война тогда многими воспринималась именно как часть этого, а сейчас ощущения ровно противоположные: это пространство никому не нужно. Никто не собирается тратить на это силы. И у всех свои проблемы, все заняты своими делами.

События в Киргизии в прошлом году были очень характерными — все ждали, что Россия продемонстрирует, кто здесь хозяин, а она подумала и поняла, что издержки здесь будут гораздо больше, чем возможные приобретения, и повела себя нестандартно.

С одной стороны, перед Россией открылись возможности, а с другой стороны, она начинает соизмерять свои возможности со своими реальными интересами и ресурсами. Это, на мой взгляд, подтверждает сдвиг в сторону прагматической оценки.

Второе, что важно, — единая Европа как мировой политический субъект исчезает. Была попытка превратить её в важную силу наряду с Америкой, Китаем и Россией, но ничего из этого не получилось. То, что мы видим сейчас, — это скорее фрагментация в политическом смысле, обратно на отдельные крупные государства. Опять же Ливийская кампания это явно показала — европейской позиции не было, крупнейшие страны просто разошлись в разные стороны. Франция и Англия — в одну, Германия — в другую. Остальные страны либо просто не участвуют, либо участвуют чисто формально.

Отношения России с Европой принципиально важны для российского развития. Они из чисто политических, как мне кажется, переходят в социально-экономические. Модернизация, но не в нынешнем карикатурном виде и в разговорах, а когда она действительно начнётся, будет связана, прежде всего, с Европой. Гуманитарные контакты, пресловутый безвизовый режим, о котором мы разговариваем уже годами, тоже будет, я уверен, через несколько лет. Это отношения гуманитарных и экономических субъектов, но не политических. И думаю, по мере исчезновения политики из отношений они будут складываться лучше. Потому что до этого были и соперничество, и конкуренция за страны, которые лежат между ними, и т. д.

Третье — это, безусловно, поворот к Азии. Не в смысле стратегической переориентации, а просто Россия наконец-то начинает обращать внимание на то, что Азия — самый быстро развивающийся регион в XXI веке. Главная территория в XXI веке будет не евроатлантическая, а тихоокеанская. Россия там практически отсутствует (присутствуя формально и физически) как политическая сила. И сейчас надо думать, чтобы хоть какие-нибудь, пусть не лидирующие, позиции там занять. Для того чтобы не оказаться в результате объектом политики других стран, когда там развернётся настоящая конкуренция.

В этой ситуации перед Россией встаёт острейший вопрос: «А что делать и как себя вести с новым Китаем, который играет абсолютно другую роль в мире?» Россия пока не знает. Как, впрочем, не знает никто. Играть на противоречиях — это всегда теоретически очень выгодная позиция, практически же можно доиграться так, что останешься в полном проигрыше, поэтому следующий президент России, кто бы им ни стал, эти шесть лет во многом посвятит выстраиванию позиции России к Азии. И от него будет зависеть очень многое, в том числе отношения с США.

Если в Европе (так уж вышло традиционно) Россия и Америка соперничают, и это трудно преодолеть, то в Азии ситуация другая. Если объективно смотреть и убрать нашу фобию — нет другого противовеса китайскому росту и влиянию, чем США. Поэтому России предстоит очень сильно переосмыслить свои позиции. И Америке, кстати, тоже, потому что эпоха американского всецелого доминирования заканчивается, если уже не закончилась. Ближний Восток мне кажется такой вехой, когда Америке придется ужё всерьез понимать, что мира, который был и который она считала америкоцентричным, больше не существует. 

Из выступления на «круглом столе» на тему «Россия и глобальный мир», организованном 8 апреля в Перми Московской школой политических исследований  

Записала Юлия Усольцева