Владимир Васильев:
В этой жизни я кое‑что сделал!

— Владимир Викторович, с юбилеем вас! Как вам творческий вечер, устроенный в вашу честь?

— Скажу честно, поначалу я с опаской относился к творческому вечеру, потому что спектакли, которые вынесли в его афишу, — отнюдь не юбилейные. «Балда» хорош как развлекательный момент. Может, этот балет и неплох, но он не показатель моего творческого пути в основной его линии. Одноактный балет «Заклятие дома Эшеров» на музыку современного американского композитора Говарда Гетти — почти премьера. Он был поставлен осенью 2009 года к столетию Галины Улановой. «Балладу» я танцевал всего один раз, почти экспромтом, в «Сити-центре», в Нью-Йорке. Там в марте был вечер в мою честь. Они проводят такие в номинации «Легенды балета»…

— Были какие-то необычные подарки?

— Творческие подношения для меня важнее материальных подарков. В Перми, как и в Нью-Йорке, исполняли мою хореографию. И это самое главное.

— Ваш щемяще-пронзительный номер «Баллада» был посвящен Екатерине Сергеевне?

— Он не был посвящен Кате. Так совпало. Но критика после выступления в «Сити-центр» в Нью-Йорке так и писала: это посвящение Екатерине Максимовой. Конечно, так оно и есть, но специально я этого не делал и не хотел даже трогать эту тему. «Баллада» для меня чуть шире, чем просто адресное послание. Но, безусловно, это было связано с Катей, потому что если бы она была жива, возможно, этот балет и не появился бы.

— Как сложился ваш тандем с замечательной молодой пианисткой Екатериной Мечетиной?

— Именно Катя Мечетина явилась импульсом для создания «Баллады». Когда я услышал в ее исполнении Первый концерт Шопена, мне показалось, что эта музыка — то самое, что сидит во мне. И номер родился очень быстро. И очень просто.

— В «Балладе» вы продемонстрировали прекрасную физическую форму. Неужели до сих пор каждое утро встаете к станку?

— Нет-нет, не встаю уже 10 лет. Если не больше

(задумывается)

. Да, гораздо больше!

— Но вы же заядлый поклонник спорта!

— Спорт я любил всегда. Всю жизнь очень любил теннис, хотя года два уже не брал в руки ракетку. А форма сохраняется от того, что постоянно показываешь движения ученице. Это тоже требует формы.

— Расскажите о своих ощущениях от «Арабеска-2010».

— Есть четкое ощущение, что средний уровень конкурсантов стал выше, чем на предыдущих конкурсах. И это порождало сложности в оценках, потому что огромное количество ребят получали одинаковые оценки. И один от другого отличался только маленькими нюансами. Но общее впечатление хорошее. И от классики, и от конкурса современной хореографии.

— Вы работали в жюри не одного конкурса. Но как-то сказали, что средний уровень молодых танцовщиков вырос, однако ярких «звезд» нет. Не является ли этот прискорбный факт вердиктом большинства современных конкурсов хореографии?

— Есть «звезды», точнее, «звездочки». Но нет светил! И это правда. Становится все сложнее и сложнее быть светилом, потому что свет множества маленьких «звездочек» забивает проявление ярких. Светила должны быть на 10 голов выше. А это очень сложно.

— Как вы думаете, что этому мешает?

— Не бывает такого, чтобы рост был постоянным. Это в технике рост может быть величиной неизменной, а в артистизме этого быть не может. Обязательно бывают спады, топтания на месте. Взлеты бывают значительно реже.

— Как обстоят дела с вашей школой балета в Бразилии?

— Это школа Большого театра. Просто я стоял у ее основания. И очень рад, что в этом году она отметила свой 10-летний юбилей. Это то, чем я горжусь. Все-таки в своей жизни я кое-что сделал!

— Весной, в Америке, вы получили премию «Либерти», которую вручают за вклад в развитие культурных связей между Россией и США. Редкий русский может похвастать такой наградой — Василий Аксенов, Гидон Кремер, Владимир Спиваков, Михаил Барышников. А как вы вообще относитесь к званиям и наградам?

— Как и все. Я уверен, что к наградам одинаковое отношение у людей, у которых их много, — они к ним привыкают. И все следующие награды так не радуют, как радовали первые. Поэтому если говорить о том, какая награда была для меня самой радостной, — конечно, первое звание заслуженного артиста РСФСР. Это было очень давно. А потом пошло: народный артист РСФСР, народный артист СССР, народный артист России.

— Живопись вас по-прежнему увлекает?

— Да. Рисую то, что есть. Вот есть в номере цветы, я их и рисую. Два этюдика написал на набережной Камы возле галереи.

— У вас вышла книга стихов. Когда можно ожидать вторую?

— Я сейчас редко пишу.

— Это потому, что вы как-то сказали, что они пишутся только в тяжелые моменты?

— И тогда они сами идут. Несутся на тебя лавиной.

— За прошедший год их, наверное, было особенно много?

— Вы знаете, нет. Лишь одно как-то сразу пришло после ухода Кати. А потом все мое время было настолько занято творчеством… Я рисовал как никогда много. Ставил, ездил. Дай бог довести этот год до окончания. Потому что впереди масса планов, которые мне крайне необходимо выполнить. Я должен в Воронеже поставить «Макбета». Еще меня ждет «Красный мак» — абсолютно новая постановка. На меня надеются в «Арена де Вероне». Плюс к этому ожидаются три персональные выставки — в Москве, Петербурге и Угличе.

— А в Перми есть мысли поставить что-то еще?

— Думаю, в следующий раз обязательно.

— Вы прозу писать не пробовали?

— У меня скопились отдельные моменты, еще нигде не издаваемые. Но сделать свою книгу никак не могу. Все жду, жду, жду. Чего? И сам не знаю. Для меня очень важно сесть за работу и уже не отрываться. Поэтому пока у меня все фрагментарно. И дело не в том даже, что времени не хватает. Пожалуй, нет необходимости. Мне все кажется, что я еще буду жить и жить. А потом окажется, что уже поздно…

— Нет желания создать фонд Екатерины Сергеевны?

— Я председатель фонда Галины Улановой и считаю, что если по-настоящему этим заниматься, то разбрасываться нельзя. Я вижу, как люди размениваются, у них тысяча фондов, но они нигде не успевают. А это чрезвычайно тяжелое дело, особенно в наше время и особенно с искусством классического направления. Но, безусловно, по мере сил я буду делать и концерты, посвященные Кате, и спектакли.

— Ваша биография насчитывает не один фильм. Это пройденный этап творчества?

— Я продолжаю этим заниматься. Но очень сложно снимать, когда нет субсидирования.

— Мешает только это?

— Только. Планов много. Материал копится, обрастает фактами. Хроникального материала, который есть только у меня, хватит фильмов на 10-12. На мой взгляд, замечательно можно сделать. Но не хочется говорить о себе. Необходимо говорить о людях, которые вошли в тебя. А это в одну серию не уложишь. Мне дали возможность сделать четыре серии о людях Большого театра. Но это же только маленькая частица! Этих серий нужно было бы делать не четыре, а 400.